Текстовая версия телепередачи Раисы Ипатовой «На тёплом пёнушке» с Ниной Семёновой (1994 г.)

Смоленская областная организация Союза писателей России благодарит Раису Александровну Ипатову, члена Союза российских писателей, за предоставленную текстовую версию телепередачи с участием Нины Артёмовны Семёновой.

«НА ТЁПЛОМ ПЁНУШКЕ» С   НИНОЙ    СЕМЁНОВОЙ

2-я передача цикла «На тёплом пёнушке»
Эфир 1 декабря 1994 года
Автор и ведущая Раиса ИПАТОВА

Р.И. Добрый вечер. На улице уже довольно холодно, но у вас в доме, наде­юсь, тепло, потому что Вы включили телевизор и сейчас вместе с нами. А я опять сижу на теплом пенушке и жду очередного собеседника, точнее, собеседницу, поскольку это будет Нина Артемовна Семенова.

Нина Артемовна, я очень рада нашей очередной встрече и хочу спросить, ка­кое у Вас было литературное начало, ведь у каждого литератора свой путь.

Н.С. У меня начало было очень интересное. Я после окончания Москов­ского университета поехала работать учительницей в Мазальцевскую сред­нюю школу Смоленского района. В Московском университете я жила на Ле­нинских горах на двенадцатом этаже, а спустилась немножко ниже. Жилья не было в школе, и меня поселили в хату к агрономше, и я спала в том углу, кото­рый был на метр ниже всех остальных.

Р.И. После двенадцатого этажа это производило на Вас впечатление?

Н.С. Да, спуск был колоссальный. И в такие вьюжные зимние ночи я слы­шала: моя хозяйка не спит на печке, и я говорила: «Васильевна, чего ты не спишь?» Она мне простодушно отвечала: «Ой, Нина Артемовна, я боюсь, что в твоем углу тебя задавит, и мне перед директором отвечать придется, мне ж деньги они за тебя платят, за постой». Вот так я начинала свою учительскую деятельность, и, как я всегда честно признаюсь, начала писать я там с тоски.

Р.И. С тоски? Но веселую прозу или нет?

Н.С. А проза пошла очень веселая, потому что я детей люблю, и у меня глаз-то смешливый, я всегда подмечаю чего-нибудь смешное, а уж они дава­ли повод для этого. И я написала там свой первый рассказ «Танька» и еще несколько рассказов и послала Николаю Ивановичу Рыленкову, который был секретарем писательской организации.

Уже через месяц, наверное, он меня вызвал и сказал, что ему рассказы понравились, и сразу же мне предложил поехать на 1-ое Всероссийское сове­щание молодых литераторов в Ленинград. Там тоже рассказы мои понрави­лись и даже хотели меня в Союз писателей принять.

Р.И. Бывают и такие фантастические истории?

Н.С. Но, узнав, что у меня не только ни одной книги нет (а принимали с двумя!), а что даже ни одного рассказа не напечатано, удивились: «Как ты вообще сюда попала?» Я говорю: «Не знаю, меня Николай Иванович Рыленков прислал!» И потом передо мной извинились: «Ты знаешь, мы тебя в Союз принять не можем, но в качестве компенсации, что ли, мне дали бесплатную путевку в Дом творчества в Ялту.

Р.И. А что бы Вас больше устроило, Нина Артемовна?

Н.С. Бесплатная путевка меня очень обрадовала. Я не знала, что такое быть членом Союза писателей. И вот, представляешь, я из глубинки, из де­ревни, плохой, заброшенной, бедной, приехала в Ялту.

Р.И. Впервые в жизни?

Н.С. Впервые в жизни! Весна, цветут деревья, ой! Но это еще не все. Когда я пошла в столовую и оглянулась вокруг, то вдруг увидела, что рядом, за со­седним столиком сидит сам Твардовский.

Р.И. Нина Артемовна, мы перешли к той теме, которую я предполагала с Вами обсудить. Все-таки очень важно, чтобы наши зрители узнали о встречах с известными земляками, которых, к сожалению, уже нет. Это входило в мои пла­ны, но как хорошо иметь дело с драматургом, для которого понятие «движение сюжета» является вполне естественным. Давайте об этой встрече или о любой другой.

Н.С. Я с удовольствием расскажу о встрече с Твардовским, потому что это смешная история.

Р.И. А мы вообще с Вами люди смешливые!

Н.С. Ну а как же, я же пишу комедии! И вот за соседним столиком сидит сам Твардовский. А я такая была худенькая, у меня плохой аппетит был, а там блюда тогда подавали очень жирные: чахохбили, люля-кебаб. Кому какое дело, что я не ем? А у Твардовского глаз приметливый, он уже к вечеру через стол обращается ко мне: «Вы почему ничего не едите?» А я от неожиданности так растерялась: «Да я не знаю, я картошки хочу!» Он: «Картошки? А откуда Вы?» Я говорю: »Из Смоленска!» Он тогда: «А, ну, понятно!» Взял меня за руку, та­кой большой, высокий, а я — маленькая, худенькая, – и на кухню.

Р.И. И сразу Вам подали картошку?

Н.С. Да, он сказал:« Вот этой моей землячке каждый день давать картош­ку!»

Р.И. И они повиновались?

Н.С. Да, и дали картошку, отдельно.

Р.И. Итак, Вы попали в привилегированный класс? У Вас нечасто это проис­ходило, наверное, или случалось?

Н.С. Случалось… Ну, Твардовский узнал, что я пишу (естественно, раз я в Доме творчества писателей) и говорит: «Дайте мне Ваши рассказы почитать!» А я не дала, постеснялась. Он же там работал, чего он на меня-то будет тра­тить время. И потом, если б еще стихи были, а то рассказы, ну чего Твардов­ский будет заниматься мной? И тогда мы нашли другое занятие — мы играли в карты.

Р.И. Не может быть! А Вы что, картежница, Нина Артемовна? Я как-то не слышала об этом никогда.

Н.С. Знаешь, я в детстве очень любила в карты играть, но не на деньги, в «дурачка».

Р.И. Я в этом не сомневаюсь — писатели, особенно смоленские, не могут играть на деньги: откуда у них они?

Н.С. И вот сложилась такая партия: Твардовский играл с Марией Илла­рионовной, женой, против меня и писателя Тихона Семушкина, автора зна­менитого романа «Алитет уходит в горы». И игра такая идет: Твардовские один раз «дураки», другой раз, третий. А я смотрю: что такое? То есть Семушкин мухлюет страшно!

Р.И. А Твардовский этого не замечает?

Н.С. А Твардовский не замечает. Мне неудобно, а Семушкин так подморг­нет мне, дескать, все будет хорошо! И уже дошло до того, что вдруг Твардов­ский говорит: «Послушай, Тихон, а вот чтой-то в прошлый раз я тебе дал пи­кового туза…» «Ну и что, – говорит тот, – я побил крестовым: крести — козы­ри». «Да, но потом, – говорит Твардовский, – я тебе дал еще червового туза, а ты побил бубновым.»

А Тихон говорит: «А что, это прошлый раз было, прошлый раз, надо было смотреть! Все! Дураки на то и дураки!» Такая смешная была ситуация. И по­том, когда Марья Илларионовна ко мне приезжала (я работала в Талашкине), уже лет, наверно, двадцать прошло после этого, она вспомнила, как мы игра­ли в карты.

Р.И. А драматургия в Вашей жизни? Вы уже и на Сценарных курсах учились, у Вас и фильмы и пьесы идут. В столе есть пьесы, которые не стали спектакля­ми?

Н.С. Да, конечно. Только я хочу все-таки еще рассказать о том, что там я Твардовскому рассказы не дала почитать, а вот Тихону Семушкину дала. А он был в редколлегии «Огонька». И когда я уже уехала, рассказы остались у него, а потом в «Огоньке» появился рассказ «Танька». И на меня посыпалось столько писем! За всю свою жизнь я столько писем не получала. С Северного полюса даже шли письма. Из Китая, из Японии — шквал писем.

Р.И. Всемирная слава, Нина Артемовна?

Н.С. Да, но там писали, собственно, не про меня – поверили, что такая девочка есть реальная. И она действительно была. И Таньке, прямо Таньке шли письма.

Р.И. И доходили!

Н.С. Ну, она еще не умела читать. И вот Танька бегала по деревне и всем показывала этот журнал и говорила: «Смотрите, тут все-все про меня пропе­чатано!» И прошло лет десять, у меня уже было несколько книг, и я написала повесть «В воскресенье рано утром». Я считаю, что это, в общем-то, лучшая моя повесть. Но куда я ни посылала, ее нигде не принимали. И тогда я с отча­яния послала в «Новый мир». И уже месяца через два я получила телеграмму от Твардовского, что повесть принята журналом «Новый мир».

Р.И. Еще одна фантастическая история?

Н.С. Да, просто фантастика! Но тут случилась очень нехорошая вещь –  Твардовский ушел из журнала. И вот мы приезжаем на съезд писателей, а он уже снят. И во время перерыва, когда мы подошли к нему, он вдруг оборачи­вается ко мне и говорит: «Ну, как у Вас дела с повестью в «Новом мире»?» Я говорю: «Как дела? Александр Трифонович, а мне уже плевать на «Новый мир» на этот – Вы ушли». А он так на меня посмотрел: «Ну-ка, ну-ка, ну-ка! Это что еще такое? Мы отдали Вашу повесть «в портфель», и пусть-ка попробуют они не напечатать!» А потом был сабантуйчик в Кремлевском театре в огромном зале, и мы аля фуршет выпивали и закусывали. И мы стояли рядом с Твардов­ским, и он вдруг говорит: «А Вы знаете, что я Вашу повесть не читал?» Я гово­рю: «А как?» А он говорит: «У меня два хороших заместителя, которым я дове­ряю. Ну зачем мне читать Вашу повесть, если я помню Ваш прекрасный рас­сказ «Танька»?» Ну, тут вообще я уже… Это прошло, Рая, прошло 11 или 12 лет. Твардовский помнил о том, что рассказ напечатан в «Огоньке»!

Р.И. Нина Артемовна, а как Вы все-таки пришли к драматургии?

Н.С. Понимаешь, у меня вышло шесть книг прозы, и они такие тяжелые, трагичные рассказы и повести. И душа как бы сама захотела вырваться из этого состояния. Потому что ты сама знаешь: когда пишешь, ведь пережива­ешь все.

Р.И. Пребываешь там постоянно. А Вы по природе человек смешливый, фе­вральский!

Н.С. Да, Водолейка я.

Р.И. И еще из железнодорожной школы?

Н.С. Из твоей, из нашей, а там все смешливые были. И я стала писать пьесы. Но сначала были Высшие сценарные курсы, и я там написала очень смешной сценарий, и все хохотали, но сценарий не пошел. Потом я переклю­чилась на пьесы и написала довольно быстро несколько пьес, но в театр они шли туго. Лет десять меня не признавали.

Р.И. И первая пьеса?

Н.С. Она была не первая моя, но она пошла первая. Это «Печка на коле­се».

Р.И. Триумфальное шествие по сценам мира?

Н.С. Да, и тоже опять, понимаешь, какое-то чудо! Я ее написала за две недели, я к ней совершенно несерьезно относилась. И вдруг мне сказали: «Да это очень хорошо!» Она шла в ста театрах Советского Союза, потом была по­ставлена в Японии, в Болгарии, в Чехословакии, в Греции и в Америке.

Р.И. Про Японию можете рассказать? У нас тут есть интересные издания под пеньком.

Н.С. Я даже могу показать.

Р.И. Вы японским владеете, Нина Артемовна?

Н.С. Не очень. И мой сын говорит: «Мама, а откуда ты знаешь, что тебя здесь хвалят?» Посмотри, какую они прелестную выпустили программку.

Р.И. Такая стилизация под лубок.

Н.С. И даже книжечку выпустили, представляешь, вот эту.

Р.И. Печка здесь явно просматривается, а колесо?

Н.С. Это я, а колеса нету почему-то.

Р.И. Ну, у японцев, видимо, свои представления о колесе, поэтому они его не изобразили.

Н.С. Потом поставили мою пьесу «Тайный грех председателя Саши» в Ленинграде в Ленсовете. А потом я написала пьесу такую небольшую «Семь мисок, семь ложек».

Р. И. Но это рассказ был сначала?

Н.С. Сначала рассказ, а потом пьеса. И она пошла очень широко по на­родным театрам. Она была одноактная. Это уже не секрет, что в Смоленске моих пьес не ставили, потому что считали, что я недостойна смоленского зри­теля, смоленского театра. А в каком-то Саракташе, районном городе Орен­бургской области, поставил народный театр мою пьесу «Семь мисок, семь ложек», и они завоевали первое место сперва на Всероссийском конкурсе, потом на Всесоюзном, и в Америку их пригласили. Эти старушки, мои ба­бушки ездили в Америку! А в Смоленске так и не поставили!

Р.И. Ни одной пьесы?

Н.С. Не, одну поставили – «Девки, в круг!»

Р.И. Но Зимин тоже ставил в театре-студии «Диалог»! Вот видите, я Ваше творчество знаю лучше, чем Вы, Нина Артемовна.

Н.С. Да, знаешь, Рая, у меня небольшой склероз по части моего творчест­ва. А ты ж еще не знаешь: у меня еще три фильма есть!

Р.И. Нет, почему, я как раз знаю, но пусть и другие узнают!

Н.С. Первый фильм на «Белорусьфильме» поставлен. Это «Белый аист летит». У меня есть фотографии. Вот мой режиссер и актриса, которая играла главную роль. Этот же режиссер поставил фильм по моему сценарию «Пти­цам крылья не в тягость». Но самая моя большая радость — это фильм «Бай­ка», поставленный режиссером Бурковым, и он играл главную роль. Это мы на премьере фильма в нашем кинотеатре «Современник», а вот это я на пре­мьере фильма в Москве в огромном кинотеатре «Мир», и тут даже Бондарчук есть. Он был художественным руководителем нашего фильма, чем я очень горжусь.

Р.И. Мы осветили драматургию, Ваше творчество в кино, прозу, конечно, пунктиром, но хорошо, хоть так, потому что у нас сейчас встреч с читателями, к сожалению, почти нет.

Н.С. Меня приглашают. Недавно свой фильм я возила в Велиж, с боль­шим успехом прошел показ.

Р.И. Вы «Байку» имеете в виду?

Н.С. Да, «Байку».

Р.И. Кроме того, Вы еще пишите фантастику. Я помню, как мы с Вами од­нажды спускались вниз по Советской мимо Собора, и Вы делились замыслом первого фантастического рассказа «Малыш».

Н.С. А, еще «Малыш»? В болгарском журнале у меня «Синяя кошка» вы­шла.

Р.И. А сейчас Вы пишите фантастические произведения?

Н.С. Да, недавно я написала повесть. Она и фантастическая, и детектив­ная, довольно любопытная. Называется «Уйти в ноль, или Цветок плакал». Но сейчас я вдруг, я вдруг… У меня такие резкие повороты, как ты сама пони­маешь.

Р.И. Нет, у Вас просто широкий диапазон, мне такой вариант больше нра­вится! А Вас такая характеристика устраивает?

Н.С. Устраивает, но, может быть, это не широкий диапазон, а это моя не­множко безалаберная натура. Мне надоедает делать одно и то же. И вдруг я на старости лет в отличие от Пушкина…

Р.И. Да, хорошие у Вас параллели!

Н.С. Который сказал… как это?

Р.И. «Года к суровой прозе клонят…»

Н.С. Меня наоборот потянуло на стихи. Я отбиваю у вас хлеб.

Р.И. Ну, ничего, мне хлеба хватит, я надеюсь. Давайте мы все-таки послуша­ем стихи. Вы их помните наизусть?

Н.С. Я в общем-то помню, но подглядывать буду, ладно?

Р.И. Можно и в открытую, все-таки не так уж часто бывает, чтобы прозаик, драматург вдруг перешел к стихам. Тут можно и подсмотреть. И давно это с Вами стряслось?

Н.С. Ты знаешь, это случилось как-то так случайно.

Р.И. «Случилось случайно» — это хорошо!

Н.С. Татьяна Доронина, известная актриса, заказала мне пьесу. Я думала-думала и решила остановиться на исторической пьесе о царевне Софье, пото­му что очень много естественных параллелей с нашим временем. Смутное время, стрелецкий бунт, двоевластие и непонятно вообще, какое властие. И я написала пьесу, но она мне не понравилась.

Р. И. А Дорониной?

Н.С. Нет, я ей еще не показывала! Я написала пьесу в прозе, и мне показа­лось это неинтересным.

Р.И. В прозе Вам уже неинтересно?

Н.С. Да, и я решила попробовать белым стихом, естественно.

Р.И. Ну, понятно. Пушкин тоже ведь писал белым стихом, если уж возвра­щаться к этой параллели.

Н.С. Да! И, знаешь, ничего, пошло. А уже за белым стихом как-то потяну­лись и рифмованные.

Р.И. Что Вы сейчас представите, рифмованные стихи?

Н.С. Пьесу читать довольно тяжело.

Р.И. Будем считать, что мы это увидим, и Доронина, я думаю, одобрит. Пе­рейдем к стихам.

Н.С. Загадать бы на ночь,

Чтоб поутру сбылось.

Исчезла бы усталость,

Сменился б цвет волос.

Чтоб сердце встрепенулось

И загорелось вновь,

Чтоб молодость вернулась,

А с ней – любовь.

В свой срок не долюбила,

Лишь душу обожгла,

Лишь сердце истомила:

Себя все берегла.

Так помоги, о Боже,

Блаженства миг узреть,

Вздохнуть от нежной дрожи -

И умереть.

* * *

Когда я уйду,

Померкнет цвет лазури,

На море взыграют бури,

Когда я уйду.

Но меж врагов и друзей

(Ведь Солнце пока еще светит!)

Даже никто не заметит,

Что нету меня средь людей.

* * *

Мое одиночество, с кем ты?

С березой, с озером, с ветром?

Смерти я не боюсь.

Я в вас остаюсь.

* * *

И вдруг откуда-то возник

Дух зла, дух вечного томленья.

В ночи раздался грозный крик:

«Отдай твое мне воскресенье!

Я вознесу тебя в веках,

Дам неземное наслажденье.

Зачем тебе загробный прах?

Отдай твое мне воскресенье!»

И голос разума погас,

Душа застыла на мгновенье.

Но тут раздался Божий глас:

«Твое спасенье – воскресенье!»

Р.И. Нина Артемовна, а если бы Вы были всемогущи, что бы Вы сделали?

Н.С. Ну, всемогущ может быть только Бог один, но если бы я что-то хоть умела…Я сейчас вспомнила, что когда у меня вышла первая книжечка рас­сказов и я получила большой гонорар и пришла домой (а у меня был четырех­летний сын), то я сказала: «Андрюша, я много денег получила, подумай, что тебе купить. Что хочешь, то я тебе куплю». Он ответил: «Банку сгущенки». Я говорю: «Нет, Андрюша, ты подумай. У меня очень много денег. Вот что хо­чешь! Подумай до вечера!» Он целый день думал и вечером мне сказал: «Ну ладно, мама, тогда шесть банок сгущенки!»

Так вот , уже отвечая серьезно на твой вопрос, я хотела, чтобы… В наше смутное время особенно детям тяжело живется. Так вот я хочу, чтобы хотя бы на один день дети получили то, что они хотели. Вот что хочется, пусть они получат! Ну все, все дети мира. Может быть, даже банку сгущенки!

Р.И. Сегодня рядом со мной на теплом пенушке была Нина Артемовна Семе­нова, прозаик, драматург и, как выяснилось только что, еще и поэт, ответствен­ный секретарь Смоленской областной организации Союза писателей России. Я благодарю тех телезрителей, которые были вместе с нами. Надеюсь, что вам было тепло. Всего вам доброго, до встречи в эфире, до свидания.

Материал подготовлен к печати 13 июня 1999 года, опубликован том же году в №3 журнала Союза российских писателей «Годы».