Стихи Веры Сухановой о Смоленске

* * *

Это ночь раскрывает секреты твои, древний город.

Обветшали валы крепостные и высохли рвы.

И сквозь кровлю худую стекает водица за ворот

Старых башен твоих, стерегущих, как прежде, холмы.

Все защитники пали, и некому стать на сторожу,

Оберечь этот град, если снова приблизится враг.

Только вздохи, и шорох, и шелест травы у подножья,

Только синие тени неслышно сползают в овраг.

Ночь закинула сети и тащит, цепляя за крыши,

Груду спящих кварталов, попавшихся в черную сеть.

Нет спасения здесь. Но спасенья не будет и выше,

И даны в утешенье два мифа – бессмертье и смерть.

* * *

.                        «Ожерельем всея Руси православной» назвал Борис Годунов Смоленскую крепость

Кто-то стрелками медленно движет

На земном циферблате веков,

Да на белую ниточку нижет

Череду золотых облаков.

Опустись, ожерелье, на плечи

Приднепровских зеленых холмов!

Нить суровая порвана. Нечем

Залатать этих прясел увечья

И связать эти бусины слов:

Заалтарная, Стрелка, Белуха,

Маховая, Зимбулка, Донец,

Громовая, Орел, Веселуха,

Отчей крови терновый венец.

В этих арках, проломах, пробелах

Кружит стая разметанных дней.

Только ветер в российских пределах,

Только россыпь бесценных камней…

* * *

.                                          Смоленск, 25 сентября 1943 г.

И может быть, намного проще

Оставить свой сожженный кров,

Где только ветер пыль полощет

И сушит пролитую кровь.

Но кровь не сохнет. И как пламень,

Доныне нам ладони жжет

Здесь пропитавший каждый камень

Тысячелетний едкий пот.

ДРЕВНИЙ ГОРОД

Здесь проступают по весне

Размытые водою строки.

И зрим – невидимый вполне -

Собор на призрачном Протоке.

А осенью, когда туман

Сползает в балки и овраги,

Я вижу за туманом стан

И боевые вражьи стяги.

И кровь, и пот, и страх, и злость,

И все преданья и святыни, -

Все в этом городе слилось

И плачет, и зовет доныне!

Еще слышны обрывки слов,

Колокола и звуки меди,

Здесь ни один сюжет не нов -

От пасторалей до трагедий.

О город тайной ворожбы!

Я знаю по своей ладони:

Бледнеет линия судьбы

На древнем ирреальном фоне.

* * *

Я слово скажу о таинственной тяге

К холмам и деревьям, бегущим по склону,

Не горы и долы – мне снятся овраги

И древние русла в их глуби зеленой.

Чтоб малая тропка – все круче и круче -

Взбиралась туда, где лишь облака остров,

Да битый кирпич, да шиповник колючий,

Да старого храма зияющий остов.

Я слово скажу о любви потаенной

К охапкам цветов золотых палисадов.

Их списывал август с рублевской иконы:

По злату шаров – георгины нарядов.

Я слово скажу о глубокой приязни

К напуганным временем черным колодцам.

В них слово уронишь, и слово увязнет,

И долго, и гулко, и глухо забьется.

Меня приучили к себе эти стены,

Надменный собор, что глядит исподлобья.

Я, может быть, слепок, непрочный и тленный,

По образу, духу его и подобью.

* * *

Предвестье вечера… Горит

Предместье солнцем предзакатным.

Послушай, кто там говорит

На языке простом и внятном

О трех смертях – о трех веках,

О разоренье и насилье,

О том, что гибелен не крах,

Не гибель гибельна, а страх,

Непониманье и бессилье.

Бессмертье не тому дано,

Кто никогда не умирает,

Бессмертно поле и зерно,

И тот, кто поле засевает…