О. Дорогань «Между миром и Богом. В защиту Юрия Кузнецова» (2003)
Эта статья была опубликована в «Дне литературы» в последний год жизни поэта Юрия Кузнецова, – № 8, 2003 г.
МЕЖДУ МИРОМ И БОГОМ
В защиту Юрия Кузнецова
I
Истинные поэты во все времена терпели нападки. Они прозревали бездны – но их не понимали, а если понимали, то делали вид, что не понимают. И пытались уничтожить, обойти молчанием или умалить их значение.
Духовные бездны пьянили головы и ужасали. От них пытались отгородиться частоколами прописных истин, бастионами догм, заключали их в бастилии.
И лишь великие поэты подспудно чувствовали их, интуитивно догадывались, что во Вселенной не одна бездна, а в бездне – не одна вселенная. Да только не всегда могли это постичь, прозреть и выразить ясно и доступно для всех.
Вот и Русская бездна, – разве есть её бездоннее! Ни одна другая страна так не теряется в пространствах, как Россия, так не тонет в них. В ней бездны и бездночки – одна в другой, как в матрёшке: одна перетекает в другую, на дне каждой – сито.
«Царство ушло в решето…» – так точно, ёмко и горько поэт Юрий Кузнецов выразил наше переломное смутное время. Время, когда в советском строе одна бездна сместилась в другую, более высокая духовная субстанция опустилась в низшую,– и империя распалась. Никогда в истории так не распадались империи, не уходили так легко в решето метаисторической бездны.
И – на помощь поспешил Христос. Блажен, кто верует. И, чтобы осознать по-новому его значение для нашего времени, его Миссию, важны новые подходы к художественному осмыслению его Образа, к пониманию библейских заповедей.
Ю.Кузнецов даёт возможность по-новому увидеть и почувст-вовать Христа, воспринять как живого: от рождения, детства, юнос-ти – до распятия и вечности, которая сулит не одно рождение, не одно испытание Духа, включая и сошествие в ад, и вознесение из него на небо.
Словно омытый в купели, начинает поэт свою поэму о Христе, ступая в пока ещё девственное прозрачное пространство своей но-вой бездны:
Знаменьем крестным окстил я бумагу. Пора
Бездна прозрачна. Нечистые, прочь от пера!
В духовных исканиях, в напряжённой творческой борьбе и были написаны «Детство Христа», «Юность Христа» и «Путь Христа». Так сложилась поэма-триптих «Путь Христа». А потом последовала поэма «Сошествие в Ад». Поэма-триптих о Христе – это клич в бездну, а «Сошествие в Ад» – отклик из неё…
II
Одним из типичных откликов на поэмы Ю.Кузнецова стала недавно вышедшая статья В.Хатюшина «Без божества» («Российский писатель», 2003 г., № 10). В ней отразилась некая концепция неприятия творчества поэта, давно сложившаяся вокруг его имени.
Преамбула в статье, со ссылками на слова великих: А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, – это поначалу убеждает. Основная мысль, выраженная автором: «религиозное чувство в человеке выше и важнее чувства эстетического». Очень верно сказано и про «тончайшую грань в органичном слиянии эстетического и религиозного чувства».
Но затем автор статьи сам же переходит эту грань, видимо, вовсе не чувствуя её.
Так, в качестве неоспоримого аргумента он приводит следующий исторический пример. Как известно, духовный наставник Гоголя протоиерей Матвей упрекал писателя в «злоупотреблении дарованием», утверждал, что у Пушкина «много хорошего, но много и греховного». И даже требовал у Гоголя отречения от Пушкина и, вообще, от литературы, «дабы не соблазнять людей ложными путями к Истине под видом псевдохудожественности».
А мне, грешному, здесь вдруг и подумалось: как хорошо, что рядом с Пушкиным не оказалось такого духовника, невольного инквизитора отечественной литературы, а то не досчиталось бы человечество многих шедевров русского гения. Продолжение-то гоголевских «Мёртвых душ» не вернёшь. Хоть рукописи, как говорится, не горят, но что там было дальше, в гениальной поэме, так никто из смертных здесь на земле не узнал и уже не узнает.
Как видим, заняв такой плацдарм для нанесения ударов по Ю.Кузнецову, для развенчания его поэм, критик первый удар наносит по себе самому. А потом, усиливая казусность ситуации, в которую загнал сам себя, он пытается присвоить себе право (как будто сам уже рукоположен в духовный сан) судить о том, что-де Кузнецов не созрел для такой темы. При этом он заявляет об отсутствии у него «нравственной зрелости души», «моральной готовности к подобной духовной работе». Так и давит на Юрия Поликарповича: дескать, у духовника благословения не получал, гордыню не смирял, не постился, не исповедовался, не причащался, – как он может писать о Христе?
И у самого вылезает явный примат религиозного над эстетическим. Вот к чему приводит попрание «тончайшей грани».
Далее и вовсе назидательно: «И совсем не факт, что такое благословение будет не дано. А если нет духовника, то надобно, чтобы он был».
Между тем священник отец Дудко со страниц «Нашего современника» о поэме «Путь Христа» отозвался одобрительно. Он отметил, что «поэт Юрий Кузнецов не случайно, а по велению сердца обратился к христианским истинам». При этом о.Дудко вы-сказал глубочайшую мысль: «Умом мира сего не понять Божественной истины». И напрасно обвиняют, что «христианство отвергает ум. Оно приветствует ум, но иной, который от любви и от чистого сердца».
По мнению же нашего оппонента, не стоило вообще браться за такую тему, да ещё такому «гордецу» как Ю.Кузнецов. Нормальному «большинству» авторов, мол, всегда «для самовыражения хватало земных, человеческих тем».
Да, есть поэты только таких тем. Но есть поэты земных человеческих тем как тем вселенских. Отдайте им земное! Отдайте и небесное… И – слава Богу! – это большинство не абсолютное. И, по-видимому, Богу так угодно, чтобы существовали и поэты-философы, которые проникают в метафизику, в подспудное и надчеловеческое. Таких-то В.Хатюшин и упрекает в «непомерных амбициях», их-то, этих «отдельных честолюбивых «художников», по его мнению, и толкает «дьявол поиграть в «творческие» игры, как с дьяволом, так и с Богом». Всё это записывается, прежде всего, на счёт Ю.Кузнецова. Стало быть, и его выбрал дьявол, который «сам то и дело выбирает и соблазняет этих гордецов замахнуться на что-нибудь подобное».
Уже заведомо чувствуя себя победителем, критик-обвинитель берёт на себя смелость лукаво решать, что от дьявола, а что нет. Отсюда и глумливые уколы, небрежные выражения, пренебрежительные словечки, клички, ярлычки…Врачу, исцелися сам!
Тут он даже норовит подвергнуть сомнению, что поэт Ю.Кузнецов, как обычно человек, носит в себе Образ Божий: «…но если Бога в сердце нет или почти нет…» Вроде бы не отказывая поэту в художественном мастерстве, он походя прибавляет: «Дьявол тоже чертовски мастеровит». А изобразительную силу кузнецовских поэм называет «мультипликационностью». Такие определения – как «пустой комикс», «фантазийная ересь», «претенциозные словесные игры» встречаются у него по нескольку раз на каждой странице.
И подытоживает, наконец, что «Путь Христа» не привёл Ю.Кузнецова к необходимому и, в принципе, должному результату – к осознанию, ощущению Бога в душе. «Художество», мол, заслонило.
Позволю себе со всем этим всё-таки не согласиться. А более всего – я не приемлю утверждение, что, мол, «автор доказал себе и другим свои «поэтические способности», но одновременно он продемонстрировал свою духовную незрелость».
Пути Господни неисповедимы. Неисповедимы и пути Поэта к Господу. Через бездну к Богу – вот путь поэта Ю.Кузнецова.
У каждого человека своя бездна. У каждого народа – своя. Чтобы вызвать из бездны Образ Божий, мало одного формального мастерства, «художества». Здесь необходима особая молитвенно-подвижническая подготовленность к встрече с Ним, к живой беседе, к возможному Суду над вами. И как же легко многие у нас набрались нахальства судить: есть ли у кого-то Бог в сердце или нет, – как будто им сам Господь открыл это.
Полноте! И какие же нелепые обвинительные аргументы приводятся! Цитируя вторую строку из самого начала «Детства Христа»:
Памятью сердца написана эта поэма.
Встань надо мною, Звезда Вифлеема! –
критик настаивает на том, что «звезда Вифлеема может сиять только над Христом и больше ни над кем». Позвольте, а над самим Вифлеемом, над Матерью Иисуса, над волхвами, пришедшими на её свет из дальних земель, над всеми людьми – она что, не сияла?
«Боговдохновенный» критик недоумевает: «ради чего писалась поэма?» И даёт самому себе заранее заготовленный ответ: не стоило, мол, в очередной раз рифмовать всем известное Евангелие. «Сколько ни тужься, а лучше, чем в Священном Писании, не скажешь». В результате получился, якобы, «довольно вялый, хоть и рифмованный текст».
Да вялый ли? Я на этот счёт имею своё мнение.
Славянский – нараспев – речитатив соединён в поэмах Кузнецова с гомеровским гекзаметром. И это получилось естественно, органично. Своим слогом поэт новозаветные тексты и легенды из апокрифов настроил на новую звуковую волну, придал им особую художественно-мистическую окраску. И библейские сказания зазвучали по-новому. Оттого и Христос у Кузнецова заговорил на «русистском санскрите». Надо сказать, что и у Библии первородным языком был не славянский, но в наше народное сознание она вошла не через греческий, арамейский или латынь, а именно через церковно-славянский язык. Есть у славянского слова счастливая способность звук и слог покорять сердцу, не только смягчая и утешая, но и укрепляя и благословляя на будущие битвы за вселенскую справедливость. Да, именно за неё – и не меньше!
Образный ряд поэт зиждется на образах-архетипах, на метатропах. Поэтому в каждой строке слышится раскатистое эхо времён. Каждый образ, – притом, что он многозначен, текуч, – тяготеет к символу. Все образы – как звенья в одной цепи времени: тронешь одно – откликнутся по соседству и предыдущие, и последующие. Прошлое – настоящее – будущее в поэме связаны словом воедино:
Где-то слова затерялись под спудом поэмы.
Жаль, что искатели слепы, и глухи, и немы.
И напрасно критик уверяет себя и хочет уверить нас, что из пересказанного повествования Евангелия Ю.Кузнецов вообще не делает для себя никаких выводов. Разве это не нравственный вывод, звучащий в историческом контексте:
Царство Небесное каждому в меру дано.
В каждом из нас пребывает незримо оно.
Заповеди Христа поэт делает своими и по-своему стремится донести их до читателя. Но в ответ раздаётся критическое: «Для какой нужды переиначивать слова Христа на собственный лад, если в результате этой переделки они выглядят явно слабее и недостовернее?»
Громко вопя, фарисеи взялись за каменья…
III
Разумеется, на все вопросы не знает ответов и Ю.Кузнецов. Поэт задаёт их бездне. В ней, духовной бездне, и заключена природа творчества – та самая, которой поэта и пытаются попрекнуть: «…или те литераторы, которые объявляют его одним из «лучших», «талантливейших» и «самобытнейших» поэтов, лгут себе и другим, они ничего не смыслят в природе творчества».
Видимо, так же не смыслят ничего в «природе творчества» и художники, рисующие соборы и святые лики. Им бы лучше бросить кисти, а довольствоваться лишь тем, что чертить в воздухе крестные знамения перед некогда уже написанными иконами. Лучше не нарисуешь! А если взглянуть основательнее, – не лучше ли вообще сжечь все картинные галереи, где изображены библейские легенды и апокрифы, уничтожить великое полотно А.А.Иванова «Явление Христа народу», а заодно и все иконы, на которых образы святых так или иначе носят печать различных толкований и трактовок?
Догматы церкви оставим на совести духовных особ. И не следовало бы их переносить на современное искусство. Животрепещущее, насущное искусство всегда носило светский характер. Нравственные религиозные постулаты служат тому, чтобы направлять его, но не омертвлять; наставлять, но не заго-нять в инквизиторский «испанский сапог».
Ю.Кузнецов не ломает православных канонов, он их художественно исследует, духовно развивает и на их основе рисует свои эпические полотна. При этом он не допускает какого-либо ёрничанья, глумления, пародирования, издевательства над Христовыми заповедями, как это снова стало модно в известных кругах. Он не подвергает сомнению саму божественную сущность святости.
Путь поэта – с Христом и во Христе. «Путь Христа», а затем и «Сошествие в Ад» были предопределены всем ходом творческого развития Ю.Кузнецова. Он идёт в Рай – через ревизию Ада, где «чёрное солнце блистало кромешным исподом». Да не с каким-нибудь гоголевским ревизором, а с самим Сыном Божьим.
И показать своё падение в бездну с верой во взлёт – разве нет в этом художественной честности, правдивости, «духа Истины»– вопреки всем обвинениям в «красивой и эффектной неправде»? Так поступали А.Блок и С.Есенин, которые в своём творчестве постоянно обращались к Образу Бога.
Так поступали многие великие поэты – каждый в своё время.
Время поэта – это его время. У Ю.Кузнецова это время, где нет ни начал и ни концов, где «ни поздно и ни рано». Поэма «Сошествие в Ад» – о тех трёх днях между Распятием и Воскресением, о содержании которых в Библии ни слова, и он находит их в одном из апокрифов:
Есть между смертью Христа и его Воскресеньем
Тайных три дня. В мою душу запали они.
Адом и Раем полны эти долгие дни.
В мировой истории поэт находит ту метрически не определённую, незаполненную метапустоту, в которой пребывал распятый Бог до Воскресения. И дерзнул заполнить её. Сам факт этой встречи поэта с Христом в творчестве есть актом преодоления бездны между миром и Богом.
При всех самообольщениях по укреплению в сердцах наших веры Христовой, мы, к сожалению, всё дальше и дальше от Бога, по реальной жизни нашей. И поэт являет собой волевой пример сближения с Ним, тянется к Нему через бездну, надеясь на отзыв, на вспомоществование, на спасение души, наконец.
– А, это ты? – Его брови, как тучи, нависли.
Он задержался, как ночь в Гефсиманском саду.
– Прочь от Меня, ибо знаешь, куда Я иду! –
вот первые слова, сказанные Христом поэту при встрече. Выражение: «А, это ты!» цитируется критиком дважды, с ироническим пояснением, что поэт оказывается «на дружеской ноге с Христом». Но что-то не слышно в этих словах приглашения радушного дружить накоротке. А есть суровость, взыскующая строгость. Христос направляется в Ад не с миром, но с мечом. И этим объясняется Его гневная интонация.
Да, но как смеет поэт, который сам не «исповедовался», «не причащался», загнать в ад Гоголя. Самого Гоголя, который, кстати, перед смертью «постился, соборовался, говел и причащался Святых Христовых Тайн»? Здесь же и Тарас Бульба, который в аду оставляет трубку, а сам поднимается в рай. Наверное, и Гоголя он вытянет. Герой всегда чище автора. И его архетип может автора спасти. Так, возможно, и Василий Тёркин спасает на том свете А.Твардовского, своего автора, которого пытаются обвинить в предательстве родни, раскулаченной в годы сталинских репрессий.
Да, можно не согласиться с поэтом, что у него в аду претерпевают муки вечные и А.Солженицын, и Ф.Тютчев, и Сталин и многие другие, в чём-то, по мнению автора, согрешивших против народа и страны, против человечества и Бога. У поэта могут быть свои соображения на этот счёт, своя позиция. И Бог ему судья.
Ад – изнанка бездны. Она чревата немыслимыми образами. От-туда выплывает чудовищное воплощение сатаны – Левиафан:
Если всю бездну вместить в циклопический глаз,
То мы попали в зрачок, ненавидящий нас.
Это бездна ущербных образов изнаночных людей-нелюдей, порочных и ничтожных. Там Саломея потребовала у царя Ирода голову Иоанна Крестителя на блюде. «Мало того, что плясала над ней животом», – так ещё и «месячной кровью блудница её обстрекала». И голова Крестителя, томящаяся в аду отдельно от тела, вызывает нарекания критика. Логику появления и развития художественного образа В.Хатюшин подменяет своими представлениями, утверждая, что «в ином мире, в том числе и в аду, пребывают не физические тела людей, но их души. И вряд ли душа будет и там находиться с отрубленной головой». Логично.
Если столь же облегчённо воспринимать фантасмагорические картины ада босхианской силы, так о каком понимании природы творчества можно вести речь?
«Но, кстати сказать, если уж Данте у него – в аду, то где же в недалёком будущем быть и нашему адоизобразителю?» – вопрошает критик, как принято у него, самой постановкой вопроса подсказывая ответ.
У Данте девять кругов ада. У Кузнецова – такая мета-бездна, где ярусы неуловимо переходят друг в друга, где «ад погружается в Ад». И эта бездна – «под Вселенной». И верхним ярусом Ада может оказаться поверхность земли, со всеми нами, живущими на ней.
По большому счёту, на земле и так повсюду видны признаки ада, который нынче как никогда выпер наружу. Просочился – как некая расчеловечивающая всё и вся субстанция. Она отражена сегодня и в серьёзном искусстве, и в голливудских триллерах, в «трэшах», «драйвах» и тому подобном мусоре от искусства.
Не само ли общество нечистой совести вызывает ад на свет Божий, плодит чудовищной силы образы ада во плоти?
IV
Поэту важно, пригвоздив эти образы СВОИМ взглядом к каменной вечности, не выпускать их оттуда.
Камень в кого-то попал, а в кого – неизвестно.
Точно неистовым воплем ответила бездна.
Впрочем, я видел, в кого этот камень попал.
Он на излёте Иуду сразил наповал.
В этой бездне, как в крестильной купели, важно побывать и духу поэта, чтобы испытать себя на прочность и набраться новых сил. Как в «Коньке – горбунке»: либо вынырнуть из кипящего котла добрым молодцем, либо свариться, как царь. Либо остаться в бездне, либо вознестись – очищенным от скверны во имя веры.
Испытав муки сами, поэт и Христос возносятся из ада. А за ними вслед и другие великомученики, но далеко не все. И оказываются во Вселенной, в её ореоле.
Среди искупленных – и Адам с Евой, которая:
Так и стоит, прикрывая одною рукою
Белые горы, а тёмный пригорок – другою.
Изгнанные из Рая на землю, они, соответственно, попали в одну из разновидностей ада. Ад начинается там, где начинается грех. А через искупление греха начинается возврат в Рай.
Бездна, лежащая между миром и Богом, есть бездна греха. Господь, воплотившись и вочеловечась, преодолел эту бездну своей любовью к людям. И, будучи распят, воскреснув и взойдя на Небо, он преодолел её в обратном направлении, дав нам, плотским и грешным людям, пример Боговосхождения. А В.Хатюшину почему-то непонятна эта прозрачная символика. И то, как Сатана оказывается поражён от Христа «острым обратным концом» ветки вечнозелёной омелы.
Преодоление этой бездны – подвижническая мучительная духовная работа, война со своими грехами, особенно грехами невидимыми, которых поэтому как бы и нет.
Ты сражался с невидимым злом,
Что стоит между миром и Богом…
Здесь возможны взлёты и падения, восхождения и срывы, победы и поражения. Разве не идёт поэт Ю.Кузнецов своей дорогой именно к Христовой справедливости? «Путь Христа» – это путь не только самого Христа, это единственный спасительный путь всего человечества и каждого человека в отдельности. От языческого, от ветхоиудейского, от Евиного яблока, что от змия-искусителя, – всего того, от чего человечество страдает до сих пор.
Пень да колода, и всё ещё падает в ноги
Мёртвое яблоко с голосом: Будем как боги!
Какие боги? Понятно, что языческие. Наш Бог – троичен и един. А яблоко – это яблоко познания догмы добра и догмы зла, что тоже зло. Оттого-то оно и мёртвое. Язычество продолжает создавать божков-кумиров на современный манер. Ветхозаветная мудрость, переиначенная на новый лад, всё больше склоняет человечество к поклонению золотому тельцу-истукану. И соблазны выплясывают Саломеями с экранов перед глазами сотен миллионов зрителей. В масс-медиа рекламируется общество потребления, – и всё делается для того, чтобы вытеснить из наших душ нравственные ценности, вытравить святость и совесть.
«Будем как боги!» – это значит, что нет ничего выше твоих желаний и потребностей, что весь мир может провалиться, лишь бы «человекобог» – потребитель «завсегда мог чай пить».
Нет, всё же «будем как дети!» – призывает поэт вслед за Христом. В «Детстве Христа» – наиболее чистой, родниково–хрустальной, девственно-первозданной поэме – мальчик Иисус собирает детей, чтобы сказать им о «жизни земной и небесной»:
«Дом ваш на небе» – и поднял на небо свой перст». А девочки, слушая, «загляделись в его голубые глаза». На палец указующий села стрекоза – и они «захихикали». Образ тем самым оживает, перестаёт быть книжным. Невольно явившись причиной маленького искушения, мальчик Христос «засмеялся, как лёгкий земной постоялец».
V
Кроме всего прочего, путь поэта лежит через психологические бездны – к духовным. Земные ловушки и западни подстерегают его на каждом шагу. И он, чтобы в них не попасть, вынужден отрешаться от чего-то, обрекать себя на гордое одиночество. А земные провокации были и будут, но не они выявляют подлинное достоинство поэта, носящего под спудом бездну. Иногда он срывается в неё, в свою бездну. Принимая условия земной игры, он может даже оказаться на житейском дне («…на дне, дорогая, на дне…»). Но всего важнее то, что он вновь и вновь воспаряет, и ему даётся умение «язык богов ловить со слуха».
Увы, психологические провалы, подвохи, пропасти постоянно испытывают силу духовности. В чащобах и трясинах современной российской действительности, на краю всяческих условных бумажных пирамид, готовых вот-вот обвалиться, и там, где голые дали годами несеянных полей, – везде идёт ожесточённая борьба реальных и метафизически-мистических сил. С одной стороны – за беспредельное обладание всем и вся, с другой – за право на существование, на выживание.
Властные верхи снова беззастенчиво присвоили себе привилегии обирать народ, прикрываясь лицемерной либеральной фразой, кстати, той же природы, что и фарисейство ветхоиудейских пророков и раввинов.
Голос народа урчал, как дельфийский оракул…
С одной стороны – молчаливое долготерпение, медленное умирание в последней надежде на облегчение участи, на хоть какую-то справедливость, которое накапливается в критическую массу социального взрыва. С другой – распри и расколы в борьбе за власть, за присвоение национальной собственности, за передел мира. И это очень напоминает возню лилипутов – «карл обмана» у ног спутанного паутиной полуспящего народа-Гулливера. Или – заговор клики клонов карлы Чернобура у головы брата своего, народа-исполина, отрубленной, когда он спал, как у Руслана из зна-менитой пушкинской поэмы.
Мы в Советском Союзе, – в том числе и те, кто образован на основах марксизма-ленинизма, – всё же носили в душе православные заповеди. Через русскую классическую литературу, где душа православная сохранена навеки, нам открывался великий канал, передающийся из вселенской бездны. Через отечественную литературу прорывались и прорываются к нам энергетические вихри – как вести о тех поединках и битвах, которые совершаются где-то вне нашего времени и пространства, но напрямую влияют на нас.
И мы понимали, что это – духовное время и духовное пространство, имя которым вечность и бесконечность. Там, возможно, всё предопределено наперёд. Справедливое и судьбоносное там борется с фатально-роковым. Одна сила берёт верх над другой – и может всё переиначить на весах судьбы. Это – вечная вселенская битва. И там –
Всё имело место или дело,
Даже время Страшного Суда.
А все общественно-политические события и потрясения здесь – они как некие духовно-энергетические проекции, отброшенные тени той борьбы.
Поэт всегда рискует стать куклой в руках роковых сил. И если он открыто вступает в политику, ему, тем более, нельзя терять связующую нить с высшей реальностью.
Сгущаемые тучи смуты над страной образовали некий колпак или кокон. Под этим антидуховным образованием зомбируется российский народ. При декларируемой «свободе слова» живое слово для него глушится. И духовно пробить эту крышу под силу поэтам лишь такой величины как Ю.Кузнецов.
Тогда и тёмный купол смутного времени, многоярусный, что из «крыш» криминального свойства («крыша поехала – крышу несёт», шутит поэт в одном из своих стихотворений), сообща можно будет смести.
Юрий Кузнецов неизменно стремился быть над сиюминутной земной схваткой. Но всегда был в схватке мировой, в надмирном поединке. Муравей человечества – он Муромец, богатырь Духа. Он «отпускал свою душу на волю», и она несла ему вселенские вести или сводки. И если дух у поэта – «прозревшее копьё», натянутая тетива лука и стержень стрелы, то душа – это стрежень-русло.
Всё в его поэзии словно в предчувствии невиданной вселенской битвы:
Люди с оружьем выходят из женского лона
И направляются в сторону Армагеддона…
Глухо об этом скрипела вселенская ось
И завывали пещеры, пустые насквозь.
Это те самые могильные пещеры, в одной из которых положили распятого Христа. Сегодня для России, как никогда, близка тема Христа, тема заклания Божьего Агнца. Всё пространство страны стало своего рода жертвенным алтарём. Россия – не тот ли это агнец, приносимый в жертву ради будущего благоденствия всего человечества? Уже принесена в жертву советская держава. Теперь на заклание ведут Россию – ведут не только её новые хозяева, но и долготерпеливая жертвенная психология самого русского народа. Неужели это приведёт её к окончательной погибели и не даст воскреснуть впоследствии? И выиграет ли от этого мир человечества?..
В связи с этим приведу отрывок из небольшой, но весьма значимой статьи И.Р.Шафаревича «Почему русские терпят?»: «Терпение – это стратегия неагрессивного взаимодействия с миром, решения жизненных проблем не за счёт насилия над миром и потребления его ресурсов, а в основном за счёт внутренних, духовных усилий. И это особенно важно сейчас, когда так ясно, что ресурсы природы, которые человек может эксплуатировать, ограничены, в то время как о границах духовных сил человека нам ничего неизвестно. Именно идеология, противоположная «терпению», – «фаустовский дух», а точнее взгляд на мир как на бездушный материал для деятельности человека, сформулированный в призыве к «покорению природы», – создала тот экологический кризис, который сейчас угрожает существованию человечества и всего живого на земле».
Приносимая в жертву Россия, возможно, на какое-то время отдалит гибель человечества, избавляя его, как Христос, от кары за грехи. Однако, потеряв огромный потенциал генофонда такой природной нравственной чистоты, силы всемирности, всеотзывчивости и самоотвержения, едва ли человечество спасётся, когда останутся одни человеко-волки и человеко-автоматы алчно-капиталистических отношений. И Дух покинет Землю, перестанет отзываться на бездны.
Дух неизбежно покинет человечество при всеобщем поклонении золотому тельцу. Останутся одни физические тела, которые будут устремлены к взаимному истреблению.
Страшно подумать, что Россия, как некогда Хазарский каганат, может исчезнуть с лица земли бесследно и бесславно. Это вполне может случиться, если потребительство и меркантилизм, навязываемые сверху, овладеют всем народом.
Разум всегда на уме, а душа на исходе,
Даже не знаю, что думать об этом народе.
Ю.Кузнецов, кажется, не считает себя певцом обречённого на вселенскую жертву русского народа, но, на мой взгляд, им является. И вполне возможно и то, что нынешнее «сошествие России в ад» несёт на себе отблеск того символического значения, которое имело сошествие в Ад Господа нашего Иисуса Христа в поэме Ю.Кузнецова.
«Я скатаю родину в яйцо» – как-то написал Кузнецов словами русской сказки, когда время ещё так не сгустилось, как сегодня. А что касается пространства, то при внешней видимости огромных опустевших пространств нашей страны, возможно, метафизически скрыта её перенаселённость – от потерь в зримых и незримых сражениях всех времён.
Но до сих пор на Руси светит пристальным льдом
Озеро, око Чудское в преданье седом…
Так и сегодня идёт борьба бедствующего и нищего Духом народа – меньше открытая, больше подспудная – со всеми, кто сеет смуту, проталкивает грабительские реформы, порождает чудовищную несправедливость.
Идёт непримиримая мистическая борьба за Россию. Страну одолевает рок. Нынешняя опасная сближенность исторической и метаисторической сущностей, внешне проявляясь через геополитическую, может привести к эффекту сворачиваемости пространства и времени, «скататься в яйцо», скатиться в пропасть и разбиться.
Физическое и метафизическое в схлёсте может дать вселенское завихрение, и в образовавшуюся во времени-пространстве воронку, как в чёрную дыру, может погрузиться всё человечество.
Грозным предостережением стали участившиеся природные катаклизмы и катастрофы.
Русская бездна ближе всего к метаисторическому провалу, она наиболее опасна для мира. Весь мир должен быть заинтересован в том, чтобы её утишить, привести в спокойное состояние духовно-мыслительного океана. Иначе вполне может возникнуть некая аннигиляция, как при приближении к красному лику солнца, некая цепная реакция распада Духа на планете. И может возникнуть такая картина мира, как в поэме «Сошествие в ад»:
Как при солярном затменье, повсюду взошли
Тусклые звёзды, но странного смысла и знака.
Это мерцали иные круги Зодиака.
Я всё это к тому, что – нет! – нельзя такой народ, русский добрый великодушный народ бросать на жертвенный алтарь всего человечества.
И как здесь не уповать на новое пришествие Христа!
А реальнее всё же – на спасительную силу наших отечественных духовидцев и духоборцев, бывших и настоящих. А они есть! Были, есть и будут! Это им удаются духовные прорывы к Богу, мольба и покаяние за весь народ.
Слово безмолвствует, только слова говорят.
Слово творит, а слова ничего не творят.
Среди таких духоборцев я и вижу поэта Юрия Кузнецова. Вижу его там, где потеснённая небесная рать славянского воинства зависает над гибельной пропастью. Кажется, ещё один нажим, ещё один натиск Тьмы – и оно провалится в эту адскую пропасть… А там, возможно, Тьма опоясывает всё гигантским энергетическим фиолетово-чёрным червем. Она жаждет поглотить духовное воинство Света, а вместе с ним всю пространственно-временную субстанцию Руси, а затем и всего человечества…
И поэт Юрий Кузнецов – уже не просто поэт, а человекодух. И стихи его – это мыслевсплески, мыслеобразы, слова-молнии. И кто бы ни утверждал, как попытался это сделать Хатюшин, дескать, если овладел всеми «атрибутами стихосложения, то это вовсе не означает, что он обрёл истинный, глубоко органический и естественный русский талант, стал поистине настоящим, национальным поэтом», – Ю.Кузнецов поэт национального значения и звучания.
Поэт Ю.Кузнецов – личность поистине планетарного вселенского масштаба. И всеобщее всенародное признание его ещё ждёт впереди.
Отговорила моя золотая поэма.
Всё остальное – и слепо, и глухо, и немо.
Даже здесь наш оппонент, вроде бы критик и вроде бы поэт, умудряется ничего, кроме «обычного», «конечного самолюбования» не увидеть, утверждая, что всё остальное, «даже само Евангелие», для Кузнецова «немо» и «глухо». Но ведь здесь – совсем иное. Открытая, увиденная творческим усилием поэта бездна снова закрылась. Душа устала – ей нужно набираться новых сил. Но силы
уже не те, и неизвестно, придут ли они вновь.
Боже! Я плачу и смерть отгоняю рукой.
Дай мне смиренную старость и мудрый покой…
—-
